Литература

1

Видишь, парень с девой загорелой,
С грудью, как футбольные мячи,
Гидроциклом пользуясь умело,
Морем синим разудало мчит?

Прыгает вдоль линии прибоя,
Слева пляж оставив и пантон.
Это ведь могли быть мы с тобою,
Очень даже быть могли притом....

Гляжу на помойку. — Боже,
Чьи планы всегда чисты,
Неужто и мусор тоже
Когда-то придумал ты?

И надо же – в этом самом,
Отвратном для сытых глаз,
Набитом гнильём и хламом,
Вместилище всех зараз –

Услышал ответ. Не речь, но,
Как будто огромный крыс,
Сквозь зубы урчал: конечно, —
И вкусное что-то грыз....

- Правило номер один, - Алекс Борзоев эффектно застегнул разъехавшуюся ширинку и обвёл взглядом своих бойцов. – Приказы руководителя, то есть меня, в нашей боевой группе исполняются беспрекословно.
Все согласно промолчали. В ожидании правила номер два Оля опустила очки на усыпанный угрями нос и тревожно огляделась....

В синем небе над страной дураков
Кто-то вывесил бельё облаков,
И над весями счастливой страны
Сохнут маечки, рубахи, штаны.

У дурацкой жизни план есть такой:
Свежий ветер, тишина и покой.
Яви праздники да снов маета.
С неба падают одежда, еда....

У меня соседи мудаки,
Головою долбятся об стены.
Мне сказать им, право, не с руки,
Что они, блядь, все – олигофрены.

Да, порой я слушаю музон,
Как по мне, не очень-то и громко,
Старый рок – в наушник? Не резон.
Здесь нужна басовая колонка....

Нас не портил треклятый квартирный вопрос,
было время…с жилплощадью - туго,
по подъездам подруг целовали взасос
и ещё... коль позволит подруга.
Но зато по весне, нацепив рюкзаки,
мы стремились быть малость честнее,
чтоб в испуге рубаху не комкать в портки,
не одергивать юбки, краснея....

Жил отважный капитан Грант
Он однажды получил грант
Он сбежал на остров Ретрит
И теперь лежит под пальмой небрит
Его ищет конная полиция
Но он сам и остров этот – фикция
Его ищут дети и банки
Восемь жен и все – англичанки
Грант, беги, что ты ржешь, косолапый?...

— М, моя жизнь, с чего же начать? Я не помню, как я родился, это было очень давно, очень. Кажется около пятидесяти лет назад. Такая цифра заставляет усмирить свой нрав и задуматься о жизни, кажется, но, не меня. Я, наверное, неизлечимый романтик, который верит в розовых единорогов и безграничные лавандовые поля, в которых живут маленькие лавандовые человечки....

Алхимик грустный - северный рассвет
бредет в тени Михайловского сада
и облака, как дым от сигарет,
плывут за ним по небу Ленинграда.
Стеклом мерцают колбы площадей,
пробирки улиц сушатся в штативах
и формулы качаются в воде,
дрейфуя в направлении Залива....

Небо.
Раскрашено светлой гуашью,
Эхом дождя.
Радуга.
Выгнула шею лебяжью,
Вдаль уходя.
Мир.
В отражении солнечной лужи,
Летний, босой.
Мальчик идёт. Нет, за руку не нужно:
Мам, я больсой!
Мама.
Улыбка и нежные руки,
Капли воды....

Идут дожди. Фигура речи.
Шумят подошвы там и тут.
Видать, заняться больше нечем
Дождям, и вот они идут.

И метят мокрыми следами
Дома, дороги и мосты,
Леса, поля, причёску дамы,
Скамейку в парке и кусты,

Пиджак и шляпу джентльмена,
Железный череп Ильича,
И по отливам непременно
Всю ночь набойками стучат....

Сегодня ночь надела белый плащ.
Такой и Мурманск надевал, и Питер.
В июне эти ночи не проспите!
Пустынны стогны города и плац.

Таких ночей люблю я тишину,
В которой нет ни счастья, ни печали.
Застывший маятник хранит молчанье.
И понимаешь истину одну....

Мелькали заборы, стены заводов, мы неслись с грохотом царапая днище на ухабах. Летели, обгоняя по встречной всякую хуйню. После Невского рынка еще больше машин и ужасней дорога, отовсюду нам сигналили, изумленные глаза и рты в «жигулях» и «волгах»...
Остановка, дети, целый класс, трамвай гостеприимно распахнул двери....

Отсидел ночь в «обезьяннике», потом определили в камеру, помню, поразился какая она крохотная и вонючая. Познакомился с рэкетиром по кличке Шея и молодым бомжом Федей, с которым мы спали по очереди на нарах. И обо мне забыли, никаких допросов, ни вызовов, ничего....

вязы мои за туманностью звездной
пьют молоко и меня на десерт,
мысли нарывом от старой занозы,
каплей в ложбинке овраговых лет

грусть отдыхает, ленива, спонтанно
пишет на травах, небес акварель
хрупко-невинна в прорехах тумана,
ветер осунулся и постарел,

тонут в бездонности света туманы,
мокнут слова без зонта под дождем,
и, расползаясь картоном усталым,
карточный мой растворяется дом....

Проснулся в темной комнате, блестела Луна за занавесками, день первого января прошел мимо. Где я? Как оказался? За окном деревенская улица. Спустился вниз, дом большой, где-то хохотали и пели хором, голоса незнакомые. Нафиг. Двор ярко освещен, возле будки на снегу, вытянув лапы, дремал огромный пес, рядом стоял незнакомый парень в джинсовой куртке с меховым воротником, он оглянулся....

В последнюю субботу декабря 1992-го я ушел от жены, посрались мы тогда уже конкретно. Пока одевался, все мои бывшие родственники попрятались по комнатам, что бы ни прощаться. И я покинул квартиру, тихо закрыл за собой дверь, этим выражая спокойствие и равнодушие к происходящему....

Порою Сафронов забывал покурить. Не курил день или два, потом вспоминал, лихорадочно искал сигареты. Пока искал, забывал, что ищет. Находил что-то другое и удивлялся: «Гвоздь? А откуда он взялся? Малость погнутый. Точно ли гвоздь? Ну вот же – шляпка, вот острие....

Он пахал на тебя и вот,
после стольких проблем и лет,
лишь пешком за тобой бредёт,
оставляя неровный след,
обставляя мечты твои
чем-то важным тебе сейчас.
Ну, а крылья - залог любви,
заложил. И не в первый раз.
Очень трудно ему шагать....

Упала ночь, как падает алкаш,
до искр из глаз о пальму лбом заехав,
и в небе кто-то выложил коллаж
из звезд в размер кокосовых орехов.
Потом орехи падали в песок -
трезвела ночь от клюквенного морса
зари, что рыжим красила восток,
как кровь - бинты неведомого Щорса....