Ромка Кактус : О Катерине

Ясно, что мир чисто пародиен, иначе говоря, всё, на что ни посмотришь, есть пародия чего-то другого или то же самое в разочаровывающей форме.

Жорж Батай, «Солнечный анус»

.
1

Широкие бёдра, тонкая талия, чётко выступающие кости таза, прозванные в народе «держаками», потому что за них удобно держаться при соитии сзади, а также небольшая или средняя грудь – тело можно сравнить по форме с виолой – этого будет достаточно, чтобы предугадать, как «зазвучит» сей инструмент, лишь стоит коснуться нужных струн. Разумеется, каждая женщина настроена или расстроена по-своему, но какое это имеет значение в эпоху сэмплирования и бласт-битов, когда психологию сменила социология, а ту, в свою очередь, популярная этология. Назад к бихевиоризму – мы пойдём ещё дальше, достигнем простой и понятной механики и поменьше сложных слов, которые так любят высоколобые очкастые неудачники, уж анатомию и физиологию никому в голову не придёт оспаривать – остаётся только связать напрямую форму и содержание и объявить, что тонких материй человеческой психики попросту не существует и всего человека полностью определяют форма его надбровных дуг и длинна пищевого тракта.

Женщина-виола голышом раскинулась в чёрном кожаном кресле и ласкает свою набухшую вульву покрытой скифским орнаментом ручкой зеркальца. Созерцание своего отражения в момент наслаждения и предмета искусства служит эффекту фасцинации удовольствия и приводит в итоге к ярчайшему кумулятивному оргазму. Через минуту она аккуратно вытирает салфеткой секрецию со своих белых аристократических ляжек и сообщает по радио второму пилоту, что готова к прыжку. Звукооператор кивает головой, давая понять, что техника готова. Катерина проверяет, как закреплён микрофон, поправляет врезавшиеся в промежность лямки парашюта, идёт к дверному проёму. За ней следом её партнёр, с презервативом на члене, затем женщина-скрипка и абиссинский скрипач, стодвадцатикилограммовая женщина-барабан и команда из трёх щуплых низкорослых барабанщиков. В момент прыжка Катерина видит, как сброшенная с грузового вертолёта женщина-рояль уносится вниз.

2

Участие в записи порно-вертолётного квартета памяти Карлхайнца Штокхаузена стало последним и самым значимым этапом в профессиональной карьере Катерины. Все её партнёры разбились вдребезги, потому что сидевший на амфетаминах и не вылезавший из долгов продюсер подменил парашюты муляжами, а Катерине повезло приземлиться точно на останки женщины-рояля.

Скандал, вызванный гибелью музыкантов, пошёл на пользу продажам альбома, который стал дважды платиновым, так что продюсер наконец разобрался с долгами и угодил в кутузку по статье «Уклонение от уплаты налогов». Газеты и музыкальные журналы тиражировали фотографию Катерины, но женщина не могла насладиться громкой славой, поскольку долгие годы провела в коме.

Когда она очнулась, никто не помнил её. Катерину забыли врачи, лечившие её, забыли друзья и даже родная мать, потому что весь мир перешёл на формат 28T, люди ушли в сеть и практически перестали пользоваться своей памятью, так как огромные неприступные серверы-цитадели были гораздо надёжней.

Одинокая, несчастная, неприкаянная, Катерина бродила по коридорам больницы, словно футуристический мизерабль из антиутопии, подворовывала еду из столовой и медикаменты из кабинетов поглупевших и ставших рассеянными врачей, впервые в жизни много думала и пыталась осмыслить окружающий мир. Впрочем, прошлое было ещё живо в ней, и она, ухватив уборщика за ширинку, отвела его в тесную кладовую, где на коробках с чистящим средством власть напилась мужского сока.

3

Память и могучий инстинкт подсказали Катерине необходимость покинуть ультрасовременную, стерильную матку больницы и вырваться наружу. Её родовой крик прокатился по пустынным улицам, и даже эхо не ответило ей – действовала система уличного шумоподавления.

Катерина прошла по улицам, держа в себе ослепительный фонарь полового возбуждения, но так и не встретила своего человека. Она уснула на потёртом диванчике посреди тенистого, запущенного сквера. И проснулась оттого, что кто-то елозил в её трусиках. Она открыла глаза и увидела лицо юноши, сведённое в точку, но не от похоти, а от страха и робкой надежды на поживу. Это был карманник, искавший кредитную карту и прощупывавший выбритый на лобке PIN-код. Катерина схватила его за руку, притянула к себе и поцеловала в дрожащие губы. Он хотел оттолкнуть её, но она держала крепко, и в её объятьях отрок расцвёл в великолепного мужчину и вскорости познал радости иррумации, воспетые римским поэтом Катуллом.

Парня звали Серёгой. Держа за руку, он привёл Катерину домой и, краснея и заикаясь от волнения, объявил матери, что отныне эта женщина будет жить в его комнате, с ним, и попросил, чтобы мать готовила на неё тоже. Мать стояла, разинув рот, а Сергей увёл Катерину к себе, и в подтверждение серьёзности его намерений из комнаты стали доноситься звериный рёв и мощные, ритмические удары спинкой дивана в смежную стену.

Сергей воровал для матери. Она с юности зачитывалась французской литературой: Лотреамон, Батай, Гийота, — книги стоили по-прежнему баснословно дорого, а электронных версий мать не признавала.

Здесь Катерина обрела тот мир, который был некогда отвергнут, забыт и постепенно утрачен. Она рисовала клитором скромные акварели и продавала у входа в метро. Сергей поступил в университет и готовился сдавать на права. Летом они надеялись отвести мать Сергея в Египет – она никогда не видела вплавленных в шезлонги ядерных мутантов.