Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Литература:: - Сказка о добром грузчике РевуновеСказка о добром грузчике РевуновеАвтор: Шизоff Накануне субботы, в пятницу, с самого, что ни на есть утра, шёл дождь. Нудный и долгоиграющий, как родовое проклятие.Сергей Ревунов, грузчик со стажем, тридцати двух лет от роду, русский, беспартийный, -- с этого самого, что ни на есть утра маялся. Он всегда маялся в дождь, а особенно в пятницу. Хотя, если по совести, то он маялся и в любой другой ясный день, и маялся с тех пор, как себя помнил. Много лет подряд, во все дни недели и даже в праздники. Эта особенность его характера объяснялась довольно просто: Ревунов был человеком с короткими мыслями. Мысли появлялись в тёмной голове подобно искрам, но сразу гасли на задувающем в недрах черепа ветру, не успевая толком ни осветить, ни согреть, ни разжечь. Семья и школа оказались довольно равнодушными в отношении психики подрастающего Ревунова, и быстро оставили его в покое, не теребя понапрасну. В результате он бездумно закончил восемь классов и вышел во взрослую жизнь серым, как валенок. Но зато – здоровым, как конь. Несколько последующих лет Ревунов маялся обычной подростковой дурью, затем маялся в армии. Намаявшись – дембельнулся. С месяцок попил водки и пошёл маяться в грузчики. После трудового дня иногда маялся с женским полом, но больше портвейном и чем придётся по ходу дела. Мыслительные процессы внутри Ревунова наконец-то пришли в резонанс с окружающей действительностью. Он нагибался, хватал, тащил, волок, пихал, разгибался…. Именно в стадии разгибания порою мелькала короткая и стремительная, иногда весьма жгучая мысль. Порою он даже озвучивал мимолётное видение, сжато и на свой лад. Но обычно -- просто нагибался, а мысль соскальзывала с покатых плеч, как у заправского гения дзю-до. Или воспаряла ввысь с очередным рывком, и растворялась в заоблачных далях без остатку. Чёрт её знает, что с нею делалось, но она исчезала навсегда. Наиболее цепкой была мысль « что, с кем и сколько?», но она обычно являлась мыслью коллективной и ясной, но требующей глубокого погружения и обсасывания. Обсасывать Ревунов не любил, и люди за это его уважали. В эту пятницу Ревунов был слишком недоволен дождём. Настолько, что утратил всякое желание человеческого общения и наотрез отказался похмеляться. Он сурово отверг заманчивые предложения коллег, и, взяв с собою студента Пашку, двинулся на вольные хлеба. Походив вдоль прибывших за ночь составов, реально было наткнуться на что-нибудь приятное в смысле заработать. Раскидать вагон игрушек, или чего иного, типа мягкой мебели. Платили за всю бригаду, а управиться можно и вдвоём. Или водка: покорячишься, ясный пень, но за двойной тариф и на каждую коробку – вполне официальный бой. Раз, два – и если не лаве, то натурой. Гуди неделю задарма. Как уже сумел заметить читатель, Ревунов, если только не опохмелялся, был совсем не дурак, а мужик себе на уме, пусть и коротком. Пашку он собой прихватил не за богатырскую стать, которой в том отродясь не наблюдалось, а за смирение и безответность. Однажды он, Ревунов, вписал пацана в блудняк с вагоном шифера. Повёлся на шальные бабки и сыграл в тёмную. В тот раз не только у Пашки, а у него самого чуть пупок не развязался к вечеру. Ревунов всё ждал, что Пашка бурнёт чего, а там послать, или в морду – пар спустить, давление скинуть. А он ничего не сказал, даже пошутил вроде, хотя вид имел безусловно бледный. Помнится, что Ревунову стало как-то непривычно и щекотливо в душе, и с тех пор он Пашку защищал и оберегал. Народец у них всякий разный, могут и поганку молодому завернуть, а вот с Серёгой такой фокус не прокатит – порвёт любого. Повезло Пашке с напарником. Да и ему с Пашкой тоже: не скучно. Своих мыслей Ревунов не имел, а вот студент ими набит по самое нехочу – постоянно излагает что-нибудь этакое, если не про дальний космос, то про стволовые клетки, те, что ближе к телу. Любопытно послушать. А скажешь – заткнётся. Только лоб морщит, и губами шевелит, как детская лошадка пони. Пони Ревунова умиляли. На сей раз всё было тип-топ. Сразу нарвались на какого-то напальцованного в гайках. Гайки гайками, а прокладки эти с крылушками и остальную гигиену – мужик явно приватизировал на стороне. Что-то слишком волновался, хоть и козы строил. В общем так: за три часа ваты – легче лёгкого, в коробках, -- как за вагон шифера. Пашка повеселел, а Ревунов – не очень. Приятно, бесспорно, но …. В целом воспринял как должное. Скучно воспринял. Он вообще мог бы к дому двинуть, после удачной операции, да в такой проклятый дождь дома, как в яме – только волком выть. И никакие деньги тут не помогут. Зачем деньги, если тратить их не на что, кроме как…. А «чего-как» не очень-то и хотелось в дождь. Ревунов непривычно и тяжело задумался…. Вот тут хачик и подвернулся. Ревунов хотел было мимо пройти. Мол, нужен ты нам, генацвале, со своим виноградом, но тот такую убедительную котлету предъявил, что интересно стало поглядеть на фрукты-овощи. Эти фрукты точно были с гнильцой. Они вообще только по накладной были фруктами. А внутри оказались уютными такими коробочками. В китайских буквах и с картинками. Пашка рот раззявил и уж непонятно чем свистнул, поглядев. -- Что это за хрень мы ворочаем, а? – спросил его Ревунов. Дело спорилось, коробки оказались чуть тяжелее прокладок, только кидать их строго-настрого запретили хачиковы друзья. Хорошие такие ребята – зраки в точку, лицом зелёненькие. Полудохлые уже, но с волынами. -- Комплектующие для компов! -- восторженно дыхнул студент в лицо недорослю, -- И ноубуки «Toshiba», родные! --Ага, -- вроде удовлетворился ответом тёмный в новейших технологиях наставник, но уточнил: -- А по деньгам это как? Не кисло? -- Заебёшься нули приписывать! -- в несвойственной ему, конкретной манере, пояснил ученик, -- Нам с тобой этого вагона – на всю оставшуюся жизнь на Карибах – за глаза и за уши! Это такие вещи, Серёга, если б ты только…! -- Не вздумай только подрезать чего, -- предупредил Пашку Ревунов, несколько обеспокоенный восторженной завистью в глазах парня, -- Запалимся. Эти маджахеды под землёй найдут, и помидоры с корнем поотрывают…. Тот кивнул, но, чувствуется, с большой тоской взглянул на стремительно уплывающее из-под носа электронное великолепие. Ревунов только головой помотал: «Сущее дитё, ей богу!». Но взгляд Пашкин, безнадёжный и нищий, беспросветный какой-то, убитый взгляд, в голове Ревунова засел непривычно крепко. Беспокойно лёг на душу, раздумчиво. Когда расплачивались, а расплачивались, естественно с ним, Ревунов смущённо и даже просительно закинул удочку: как, мол, если так-то, баш на баш – натурой, в смысле? Чёрный заржал в ответ, засверкал рандолем…. Дать бы разок в торец, ишак бухарский, тварь чумазая! Ревунов настаивать не стал, только сплюнул и пошёл от зверей не попрощавшись. Была у него, в кои-то веки, была одна мыслишка…. Была и сплыла, к едрене фене! Но не до конца растворилась, как выяснилось…. -- Потрох сучий, выродок! – плюнул он зло на пол. Люди пооборачивались, но тут же отвернулись назад и занялись своим делом, отметив, как уютно и полностью скрывается в ревуновском кулаке гранёный стакан. -- Ты что, Серёга? – удивлённо поперхнулся Пашка, -- Он же и так забашлял не по-детски! Они обмывали удачный день в «Яме». Кабак был полон – пятница, вечер, дождь – и они были сегодня, похоже, самыми богатенькими. Ужинали и выпивали по-людски. Наставник банковал, стажёр наслаждался. Пашка с удовольствием набивался всяким разным деликатным продуктом, а Ревунов больше пил, в тарелке только ковырялся с барской небрежностью. Вообще был как сыч, только на полтора центнера весом. Вот и сейчас, в ответ на непрожёванное удивление, он сумрачно выпил стопятьдесят, потыкал во что-то экзотическое, но вдруг зло бросил вилку: -- Вот я звякнул бы на проходную, сказал пару ласковых, и его, козла горного, -- укатали бы не по-детски! С конфискацией, вот! А он скалится, сука, и пальцы гнёт! Обидно! Почему так, Паша?! Ну объясни мне, дураку, ты же умный! Почему мы жопу рвём, а этот карлик нос рыло воротит?! -- Чтобы жопу не рвать и с этим сучьём не торговаться, надо, Серёга, -- как завещал великий Ленин: учиться, учиться, и ещё раз…. Только так, если ни с кем не замазан. -- Ну, вот ты учишься, да?! – Ревунов начал потихоньку распаляться, из состояния молчаливой мрачности переходя в стадию громогласной агрессивности, -- Учишься, твою бога душу мать, а хрена ль тебе в этой лабуде?! Много тебе эта, язви её суку, образованность, дала?! Тебе вот, к примеру, нужен этот нов… ноу…да и хер то с ним, дерьмом! Нужна тебе эта игруха, как мы раскидали этому талабайцу?! Нужна, а?! Ответь! -- Нужна, но…. -- А вот ему, гниде, по барабану, что тебе нужно! Ты для него раб, хоть и с образованием. Раб! Он, петушина, -- хозяин-барин, а ты -- так, перхоть…. И я тоже! -- Зато когда его завалят, или припакуют – я уже выучусь и буду сам себе режиссёр. И агрегат куплю, и вообще буду в шоколаде. Так? -- Так, -- неохотно кивнул Ревунов, -- Ты, может, и будешь…. А я? -- А что ты? Ты чего себя то с ним равняешь? Ты что, не человек? – пацан явно не въезжал в сомнения потомственного грузчика. -- Я? Я – человек. Только не такой как ты, я… Ревунову вдруг захотелось признаться Пашке в собственной безмысленности, маете, рассказать о внезапной шальной мысли, с которой он и подошёл к этому чёрту…. Но он пресёк всхлипнувшее в груди безобразие: -- Чего не пьёшь, Эйнштейн хренов?! Водка не вкусная?! -- Да я, вообще-то, только за компанию….— замялся Пашка, -- Я больше пожрать, если честно, поговорить с хорошим человеком…. -- О чём тебе со мной говорить?! – изумился Ревунов, -- У меня же здесь, вона, кость сплошная! Он постучал себя по крупной голове. Звук, правда, был правдоподобный. -- Да что ты всё прикидываешься?! – осерчал молодой человек, -- Ты не хуже других! И не глупее меня, просто…. Жизнь у тебя… скучная, что ли…. -- Скучная, -- подтвердил собеседник, -- А почему она скучная? -- Однообразная, думаю так…. Мужик ты хороший, не злой…. -- Я добрый, -- согласился Ревунов, -- Когда сплю. -- Но ты просто привык вот так, ни для кого…. -- Привык, -- ещё легче согласился тот, -- А к чему я привык? Пашка неуверенно поелозил на стуле, борясь с некими сомнениями, но, покривившись лицом, решительно вскинул в голову: -- Водку привык глушить. Один. Жизни настоящей не замечаешь с бодуна. Бесполезно живёшь, тупо. Вот и бесишься. Ревунов приоткрыл рот. Нет, ты погляди?! Что творится, православные?! Такая сопля, а без ножа режет рабочую кость, а?! На ноль множит старшее поколение, гуманоид! Ну-ка, ну-ка…. -- Слушай, студент…. Я вот чегой-то не всасываю – ты часом не попух? Может съел не то? Не, я понимаю: ты у нас не пьёшь, учишься, как там Ленин, понимаю, а…. Какого хрена, ты, мать твою женщину, мне в задницу без мыла лезешь – что я там пью?! Много ты, едрёна корень, в водке себе понимаешь?! Это он не зло спросил, без угрозы. Просто ради спортивного интереса. Обычно, после подобной тихой заинтересованности собутыльники делали ноги. Но этот щенок нахохлился и букой смотрит: -- Много! Больше, чем ты думаешь. -- Очень, очень интересно…. Ну-ну, дальше, я внимательно, прошу! Пашка сарказма не заметил. Пристально смотрит, и глаза тёмные. А что молчит, так вроде и не от испуга, а…. Приплющило, нахлобучило тяжёлым изнутри, не иначе как мыслью. Ревунов уже отошёл и почувствовал беспокойство – нехорошо смотрит клиент, мёртвым взглядом. Он уже пальцами собрался пощёлкать, как в кино…. Щёлкать вот не умел, но тут рот у парня раскрылся: -- У меня, Серёга, родичи оба спились. Сначала до чертей, а потом до смерти. И я спился бы, да уже почти…. Если бы не сестра, а она у меня ещё мелкая…. Я, не поверишь, -- тоже квасил. Так, что мама не горюй! Стаж у нарколога, дело у ментов и вообще…. А когда сестру решили в детдом, то завязал. Вот. Глухо, как в бочку высказался. А у Ревунова и впрямь внутри как в бочке – пусто, темно и сыро. Защипало опять, щекотить начало…. -- С сестрой живёте? – тоже сипло, только чтобы чего сказать. -- Ну. Она ещё в школе. -- Потому и горбатишься у нас? -- Ну. -- Понятненько…. И учишься? -- Учусь, -- Пашка вдруг улыбнулся, -- Как завещал великий Ленин. А как иначе? Ревунову будто в бубен сунули от души. Сходное ощущение. Смотрит на Пашку, и совсем в грудях нехорошо делается. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день. Вот тебе и студент! Ни хрена себе припарки! Все с ним как с маленьким, а он… -- А…сколько тебе лет, Паша? Так, без обид? -- Двадцать три. Не мальчик уже, если так-то, по уму. Просто выглядит так – длинный, лопоухий, тощий. Ну а с чего ему жировать?! -- Денег хватает? -- Если бы каждый день как сегодня! – повеселел Пашка, и наколов на вилку мясное, заговорил, облегчённо жуя и давясь словами, -- Сеструхе, Варьке – тринадцать. Переходный возраст, тоже геморрой ещё тот, только поспевай приглядывать. Я бы, Серёга, если денег подкопить, то купил бы себе путёвый комп, и деньги эти начал строгать не выходя из дома, реально! Это же такая штука, Серёга, что если мозги есть, то… Вот ты врубись…. Пашка что-то рассказывал этакое, а Ревунов соображал: к чему бы это у него такой интересный день с самого утра вытанцовывается? Надо заметить, что в лёгком подпитии мысли у Ревунова несколько стабилизировались. -- Постой, --прервал он красочное повествование, -- бжи! Неторопливо налил, выпил, закусил. Нервно прыгающая, неуловимая доселе, утренняя мысль конкретизировалась и оформилась: -- Сколько, ты говоришь, вся эта требуха стоит? Ну, вроде того, что мы сегодня раскидали этому бармалею? -- Да всё про всё – тонны две с гаком, если самому кой-чего напроказничать…. Две с половиной, думаю, хватит, -- неуверенно подсчитал Паша, -- А что? -- Ничего. А у тебя сколько? Тот опустил глаза. Ясный месяц, что нисколько. Сестра подрастает, туда-сюда, кругом засада. -- Вот что, -- сказал Ревунов, -- заканчивай на рысях приём пищи. Щас поедем ко мне. -- Зачем? –удивился тот. -- За деньгами, -- выплеснул в стакан остатки Ревунов. Выпил, стал подниматься: -- Это ты так думаешь, что я жизни не замечаю. А я вот чегой-то приметил сегодня. Ну, погнали, чего расселся?! Первое время без Пашки было несподручно. Одного взял в долю – дохляк. Другой матерится, рта не закрывает. Он ему прикрыл -- обиделся. Но в одиночку много не закалымишь, пришлось скрепя сердце брать первого. Тот хоть молчит. Вроде притёрлись. Ревунов больше не похмеляется по утрам, и хотя крупным мыслителем так и не стал, но порою у него брезжит в сознании то одно, то другое. А когда попадается особо цепкая мысль, то он вспоминает Пашку и удивляется: как тот мог и работать, и учиться, и думать одновременно? Восхищение переходит в воспоминание о благородном, хотя и бессмысленном поступке, отчего Ревунову становится совестно благородства, и он снова идёт грузить, чтобы меньше думать. Но в дождь по-прежнему мается. Теги:
0 Комментарии
#0 16:46 03-02-2008Чукотский крот
Первый,нах. Очень понравилось.Жызнеутверждающее такое. Ну вот...Опять злая...Штож такое, не постигаю. Да пиздатейшее крео,не парься,старался не зря,респект! Я сам полтора года грузчиком хуячил. Сказка, канешна, но красивая... Петя Шнякин Я полжизни. Конешно сказка. Но в былой Расее ещё могла стать былью. Щаз - хуй. Шизoff Эта точно. Пойдет! не, сказка - она в любой Рассеи - сказка эта, наверное, добрая, но - сказка я в 70-х тоже грузчиком ебашил, был у нас такой, погоняло -амбал, тогда -не понимал, подрос - понял сказка, ёптырьдырь хорошо. именно жизнеутверждающе... Понравилось, пиши исчо. Маладца! в альманах. ибо я сам отхуярил на каланчевке.там же спину м сорвал.а все из-за того,что не по технике груз принимал.вес надо ногами брать,а я спиной рванул. платили правда хорошо.вагоны с линолеумом особенно ценились.встанут три грузчика в цепочку,а рулон по скатням прямо на плечи приземляется.к концу разгрузки,все плечо представляет собой одну большую гемотому. 148han Во, и я пару дней студентом будучи на Каланчёвке овощи разгружал. Денег немного дали и помидоров. Зы С Днюхай тебя, конечео! 148han Шифер запомнился. Вагон на четверых. Варежки порезаны через полчаса, и хуй развернёшься, пока полвагона не разрулишь. Самое охуенное было в Заполярье - подмоченные мешки с цементом. Бесформенная хуйня каменная 50кг весом в бумажных скользких мешках. Ёбанарот, а не работа. Освенцим с Дахау тихо плачут. значицо так.шефер-мифер-памедоры эт фсё децкей сад. афицальна заявляйу!!сама жезть -это вагоны с НАСЫПНЫМ ЦЕМЕНТОМ.МАМОЙ КЛЯНУСЬ.сам лично перекидал один вагон и зарёкся.ни за какие бабки. Пётр,спасиббо за поздравления. зы може мне убить штирлеца при встрече? 148han А стёкла витринные на ремнях? типо когда присосок в помине не было? По лестнице? Пианино? Хан, это всё хуйня ибо в прошлом - с Днюхой, чувак! пиздец штирлецу.хранитель традицый хуев. С днюхай хан! Грузчик on the Storm Заебись с плюсомЪ! Ахуительно. И ничего злого. Так если, саму малость. Хуяссе,"добрый" грузчик.. ЗА ЖИЗНЬ!! Спасибо, Антон! Хороший, интересный поворот рассказа. Жизнеутверждающе, как в учебнике "Родная речь". за жызнь. как она есть. очень Мдя, я тож розгружал много чо временами, было дело. Россказег заебцом, хуле и говорить. Хорошо так, лег расказец. СПАСИБО ВСЕМ! не ожидал, кстате. думал соплей розовых напущено. душевно и со знанием дело. сам в 87-89-х халтурил на овощебазе. морква, капуста, турнепс.. не цемент конешно, но все же. Мдя..задумалсо.. красиво, чё-то напомнило.. не помню) хорошая сказка и не злая ни хуя. Очень замечательный росказ Да, замечательно, а мыслительные потуги какие! Автор молодец, радует. Легко. Жизненно. Понравилось. Еше свежачок Ходил по кладбищу, слушал пение птиц, Читал фамилии, даты. "Уленька семьдесят девять восемьдесят". Рассматривал тление древесины, коррозию металлов, гранит Разных сортов (узнал знакомых - сюську, диабаз, амфиболит, пироксенит). На выходе встретил полицейских, они обороняли вход От мятежных бабушек, торгующих пластмассовыми цветами.... Грусти пора переставила с ног на голову
Давний порядок мысленных строк и тем. Месяц ушёл — за тучей не видно голого, Яркого и холодного — только темь. Паника странных снов по любому поводу, Горечь от пробуждения — верный знак То ли избытка хмеля — нехватки солода, То ли того, что мёрзнет в тебе Весна.... Ночь надвигается бетонной плитой закрывающей вход в Ад. Я чувствую её тяжёлую поступь, её смрадное дыхание и мне становится не по себе..Сегодня пошли вторые сутки, как я не пью.Запой длился несколько недель, в нём присутствовала исключительно водка и последние дни полностью отсутствовала какая- либо еда....
В минуту тишины свистит соловей-разбойник,
Русская пустота, в кармане ночует неразменный стольник. Ужас без чёткого лица – всё в дыму. Блэк-метал, дум, сакральный вой на луну. Тревога набухает, как похмельная голова: Тяжёлый затылок, а значит ещё жива.... Ничего не болит, ничерта не мешает!
В ранний час, увлечённая нервной строкой, Отвязалась душа, как резиновый шарик От руки, и рванула в небесный покой. Покружила над «Стрелкой», даря поднебесью Очарованной грусти лиловый настой (Над беглянкой завис, обомлев, Буревестник, Озадаченный странной её красотой), Равновесие света и звука разрушив, Дав старухе Зиме исключительный шанс, Изумилась, нелепая, снежностью кружев И решила в расправе с Весной не мешать.... |