СВЯТОЧНАЯ БЕЗДЕЛИЦА (хроники Дорна)

Автор: никнихт В один из святочных дней я был приглашен на обед в дом к ***, известному терапевту, умнице и отличному товарищу. Все происходило очень традиционно: праздничный стол, незамысловатые розыгрыши, хмельные беседы. В начале застолья живо обсуждались случаи из практики, к середине и ближе к завершению обеда под сердитые взгляды экономки – темы общего свойства, почти философические.
- Вот вы думаете, - обратился ко мне Иван Романович, - если у господина студента было бы достаточно средств к существованию, если бы его матушка не написала ему жалостливого и одновременно провоцирующего письма, господин студент не убил бы старуху- процентщицу? - и он сощурил глаз, не столько от ехидства, сколько от выпитой водки.

– Неужели вы думаете, что он изменился бы и стал благонамеренным буржуа? Смею вас уверить, друг мой, что ничего, ровным счетом ничего бы не изменилось! Потому что господином студентом двигали не обстоятельства, а его внутренний императив! Если угодно, врожденный мотив - властвовать! Преломившись чудовищным образом в его мозгу, мотив этот превратился в невероятное созерцание божьего света и человеков! Другими словами, каким он видел мир, так сообразно этому и вершил поступки свои! Даже «добрый Наполеон» - это власть! Власть делать добро и власть убивать, - все одного свойства! Уж коли, определено мотивом этим стяжать власть, то хорошего не жди! Так и будет индивидуум действовать от рождения и до конца дней! И раскаяние его – лишь продолжение этого стяжательства!…
- Позвольте, позвольте, … - вскричал я в возбуждении, пытаясь возразить, - что ж, если вас на прошлом дежурстве обнаружили в шкафу, так теперь ваш императив будет вас в шкаф все время заталкивать или, что хуже, в шифоньер? А воля личности, ее осознанный выбор?

В это время распахнулась дверь,и вошла женщина, несомненно, красивая. Красивая своей статной фигурой, поворотом головы и необычайной выразительности глазами. Волосы, убранные наверх, открывали восхитительную шею и мягкий овал лица. На ней была легкая шубка и наброшенный на плечи цветастый народный платок.

-Дружочек, - поднялся ей навстречу хозяин дома, - позволь рекомендовать тебе Евгения Сергеевича, мой друг и коллега, - и, повернувшись ко мне, - моя жена, Елена Андреевна.
Мы раскланялись. Елена Андреевна доброжелательно и с улыбкой, я же, смутившись ее обаяния, несколько принужденно. Тут же не мешкая, Иван Романович просил меня сопровождать Елену Андреевну на прогулке, поскольку сам, чувствуя недомогание, «чертов ревматизм!», оставался дома.

Мы шли по Проезжей улице. Мимо проносились хохочущие и разряженные парни и девицы, сияло солнце в синеве неба, чуть подтаявший снег пах арбузом, и я ощущал неожиданное волнение от близости красивой женщины, державшей меня за руку.

- Ах, оставьте, Евгений Сергеевич, - прервала Елена Андреевна мою неуклюжую попытку сказать комплимент, - вы умный, порядочный, искренний человек. Мы замечательно гуляем! Что ж вам еще нужно? Неужели мелкий пошленький флирт? – она дружески положила свою ладонь, одетую в вязанную зеленую рукавичку с белыми игольчатыми оленями, на мой рукав.
- Не обижайтесь, - она с удовольствием вдохнула морозный воздух, - я давно так не гуляла. После смерти моего первого мужа, да, не удивляйтесь, я уже была замужем, я редко так отдыхаю душой.
Она помолчала.

- Я вышла замуж, едва закончив консерваторию. Муж мой был много старше, известный литератор, профессор. Быть рядом с ним, служить ему и великому делу русской словесности я почитала за высшее счастье для себя. Я оставила музыку, перестала концертировать... Вы не поверите, Евгений Сергеевич, но я была счастлива!

Она задумалась, вспоминая.
– Александр Владимирович был болен и последние несколько лет практически не покидал постели. Я была ему всем: и сиделкой, и товарищем, и слушателем, и критиком. Последние его статьи я фактически дописывала сама.
Мы шли не спеша. Я сочувственно молчал. Историю ее второго замужества я знал от Ивана Романовича. Известный терапевт, уже немолодой, но энергичный он познакомился с ней в столице на концерте филармонического оркестра. Очаровательная, жизнерадостная «она покорила мое одинокое сердце!» растроганно рассказывал мне Иван Романович.

- Я уехала из столицы, было тяжело. – Елена Андреевна вздохнула, - но, видно, у меня судьба такая – быть рядом с людьми замечательными, неординарными. Иван Романович так нуждается в моей поддержке, советах. Его болезнь…это испытание для нас обоих, но мы его преодолеем! – она лучисто улыбнулась.
Неожиданно в толпе мелькнуло знакомое лицо - «Михаил Львович!». Он подошел. «Вы не знакомы?» - «Нет, но безмерно рад возможности…» Странная улыбка Елены Андреевны, когда он представился.

Прогулка, уже втроем, продолжилась, но я заметил, как мой товарищ изредка бросает на мою спутницу восхищенные взгляды. К своему удивлению, я вынужден был признать, что мне это было досадно.

Мы воротились в дом. Ивана Романовича нигде не было. «Вероятно, отдыхает», - проговорила негромко Елена Андреевна, сбрасывая шубку мне на руки, и приложила палец к губам. Она пригласила нас с Михаилом Львовичем пройти в гостиную, сама же ушла переодеться к ужину, рассеянно, как мне показалось, взглянув на моего товарища. От этого взгляда тот вдруг заулыбался и энергичным шагом прошел в гостиную. Задержавшись в прихожей, я осторожно отвернул полу пальто и достал маленький букет оранжерейных цветов, незаметно купленных во время прогулки. Я притворил дверь гостиной. Кровь застучала у меня в голове - ведь нехорошо! Жена моего старшего товарища! Но это лишь безобидный знак восхищения, - уговаривал я себя, - никто не узнает о том, почему бешено колотится мое сердце! Я перевел дыхание и направился к двери, за которой скрылась Елена, сжав хрупкий букетик в руке.

И в это время странное чувство заставило меня остановиться. Внезапно мне показалось, что такое уже случалось. Со мной или с кем-то другим, но определенно я видел или читал об этом. Мужчина входит с букетом. Боже мой, я ли это? Я представил себя, как вхожу в эту дверь и застаю Михаила Львовича, держащего в объятьях Елену…
Я провел ладонью по лицу. Потом отошел от двери и поискал глазами, куда положить букет. Бросив его на подоконник, я развернулся и толкнул дверь гостиной.

Елена и Михаил Львович отпрянули друг от друга, разжав объятия. Я в замешательстве остановился в дверях. Странный шум раздался со стороны громоздкого шкафа, возвышавшегося в углу гостиной. Звук внезапно оборвался, одна из створок шкафа распахнулась, и оттуда буквально вывалился почтенный Иван Романович. Пригладив всклокоченные волосы и одернув домашнюю бархатную куртку, он обратился ко мне и Михаилу Львовичу:
- Господа, не откажитесь отужинать с нами!

Этим же вечером, забравшись в глубокое, «английское» кресло с крыльями, и вытянув ноги поближе к изразцам жаркой печи, я листал книгу некоего доктора Генри Мюррея “Explorations in Personality”, написанную лет через пятьдесят. Листал и задавался вопросом, какой же механизм скрывается за навязчивостью поступков Ивана Романовича, самоотверженным упорством красавицы Елены? Ответ мне не давался и, в конце концов, я прибег к древнейшему в нашей профессии способу поиска ответа. И остался этим способом вполне доволен. В тот вечер это был арманьяк.

* * *

Горела лампа под зеленым абажуром, стыл чай, маятник настенных часов мерно отмахивал время субботнего вечера. На столе лежала книга.
«Внутренний мотив...обратимся к доктору McLellend. «Мотив – бессознательное желание, потребность добиться какой-то цели…и не столько цели, сколько СОСТОЯНИЯ достижения цели». Выделим здесь «бессознательное» и «состояние». Поищем примеры, которые помогут нам понять мысль доктора. Пример первый.
Человеку мало быть с кем-то знакомым, быть в постоянном общении с людьми и окружать себя взаимоотношениями. Ему важно состояние комфортности этих отношений. Случись недомолвка, разлад с кем-то из них, и человек ночами не спит, мается, мучается до тех пор, пока не восстановит прежних отношений. Пока не восстановит внутренний комфорт, прежнее СОСТОЯНИЕ.

Пример второй. Некто, имярек тратит время, усилия , деньги на подготовку восхождения на Эльбрус, рискуя, преодолевая опасности, и достигает вершины. В момент, когда он, стоя выше облаков, обозревает горы, дальние долины и, ему кажется, планету всю, для него важно это состояние. Оно притягательнее всех материальных благ мира!

Пример третий. Пренебрегая дарами цивилизации, человек проводит свою жизнь среди трущоб, болезней, нищеты с одним лишь стремлением, помогать страждущим, неся им просвещение, исцеляя их от болезней тела и духа, борясь с социальными язвами и взывая к милосердию Создателя!

Каждый из этих трех влеком к цели мощным внутренним импульсом. Этот внутренний императив определяет их мысли, их оценку окружающего и происходящих событий и, наконец, определяет их поведение!»

Я захлопнул книжечку, на титульном листе которой было напечатано «Комментарии к теории Дэвида МакЛеланда о трех социальных мотивах под редакцией приват-доцента Б. Х. Виаристова», и задумался. Выходит, нечто бессознательное и определяет наши поступки. Поступки, как следствие нашего мотива? Любопытно…Вот если, к примеру, Елена Андреевна в той прошлой истории, в загородном доме дяди Вани, была замужем за Серебряковым, а потом влюбилась в Астрова, то, что же ею двигало? Любовь, влюбленность, внезапный импульс или некий коварный императив, сидящий в ней, как и в каждом из нас? Насколько нелепо ее поведение в святочный день, и отчего она по смерти мужа вышла замуж не за Астрова, а вновь за старика? Любопытно! Надо бы разобраться. Я продолжил чтение.

«И дал Господь первому мотиву имя “Affiliation” (Всевышний творил в тот день язык британцев, подбирая пропорции германского и французского, смешивая с кельтским). Взглянул на него и порадовался имени его и велел племенам людей, что на севере, быть от сего дня …»

Смутившись прочитанным, я, немало удивившись, взглянул на книжку, что держал в руках. Обложка была оклеена плотной бумагой с муаровым, коричневым рисунком. Однако ж, названия книги я не увидел, и лишь приглядевшись, сумел прочесть на потрепанном матерчатом корешке издания осыпавшееся и потускневшее золотое тиснение - «Заветные ветхи. Сборник ненайденных апокрифов в переложении для детей младшего школьного возраста». Я продолжил чтение.

« Взглянул на него и порадовался имени его и велел одним племенам людей, что на севере, расселятся по всей земле и от сего дня возжелать и стремления свои и поступки свои подчинять единственно дружеским и сердцу теплым отношениям с другими. И не засыпать и не просыпаться без побуждения к радости жизни среди людей, к стремлению принадлежать к кругу избранных соплеменников или касте странствующих паломников или какой ещё отмеченной помыслом божьим и почитаемой соплеменниками…»

В этом месте бумага, желтая от времени, была покрыта словно старческим “nevus” коричневым пятном. Чуть ниже буквы вновь появлялись, но уже с середины абзаца:«…и увидел ОН, что это хорошо. И дал Он имя третьему мотиву “Power” и сказал племенам, что жили на западе…»

Я поднялся и в волнении стал ходить по кабинету. Елена Андреевна, Елена Андреевна. Неспроста она дважды выходит замуж за стариков, неспроста! Но что общего между ними кроме возраста? «…я увлеклась им как учеными и известным человеком. Любовь…мне казалось тогда, что она настоящая.» - это она о Серебрякове. «…у меня судьба такая – быть рядом с людьми замечательными, неординарными.», - рассказывала она о замужестве с Иваном Романовичем. И тот и другой - люди известные, имеющие заметное положение в обществе, а в профессиональной среде и определенную популярность, почти славу. Так-так…Стремление к «известности», славе мужа и есть внутренний императив Елены Андреевны? Но зачем? Затем, чтоб стать причастной к этой известности и славе. Быть ПРИЧАСТНОЙ!..О себе-то она говорит как о фигуре «эпизодической», и понятно ее стремление компенсировать свою заурядность …Да-да! История с Астровым свидетельствует то же! В разговоре с Соней она выделяет в Астрове, как привлекательные, исключительно черты таланта: «Милая моя, пойми, это талант!...Такие люди редки, их нужно любить…». Её отношения с Астровым могут быть чем угодно, но только не изменой своему внутреннему императиву, быть ПРИЧАСТНОЙ! Причастной к незаурядности, таланту, известности!
Я улыбнулся и подмигнул своему отражению в окне. Быть причастной… этот американец непременно узрел бы в Елене Андреевне мотив “Affiliation”. Любопытно.

Горела лампа под зеленым абажуром, стыл чай, чуть торопясь, протенькали часы в полумраке. На столе в круге света лежала раскрытая книга. Я не удивился, увидев, что с книгой произошла очередная метаморфоза. На это раз это оказался неизвестный мне роман «Бессмертие» в мягкой цветной обложке. В полной уверенности, что книга вновь несет что-то удивительное, я наугад открыл страницу. С первой же строки увлекшись, я не заметил, что читаю стоя. Вернувшись в кресло, я дочитал любопытную и, в какой-то мере поучительную, историю отношений Гёте и Беттины Брентано. Потом, сняв очки, в задумчивости пощелкал выключателем лампы. Да, снова книга вела меня по пути понимания скрытого для привычного взгляда. Рассказанная история странным образом подтверждала слова МакЛеланда и догадку об Елене Андреевне. «То была не любовь…то было бессмертие».

А что, если «примерить этот же кафтан» на запальчивую реплику Ивана Романовича? Что он там говорил про Родиона Раскольникова?