Мечта

Автор: Зипун Чаще всего, что бы к зиме оказаться на улице, нет необходимости, что-либо делать. И почти наверняка осень встретит вас, холодная как никогда, а про зиму, про зиму и говорить не стоит. Подъезд не совсем подходящее место для ночёвки в такую пору, в гостях вы надоели до оскомины, и жена лучшего друга, в лучшем случае при очередном визите, просто кивает вам. В худшем же, что бывает гораздо чаще, орёт из другой комнаты, нисколько не заботясь о вашей тонкой конституции: «зачем он опять пришёл?».

Мне было многим проще, друг работал сторожем в каком-то богом забытом офисе, расположенном в дебрях ленинградки, рядом со станцией «Красный балтиец». Я нашёл его чудом, помогла знакомая девчонка, меня, впрочем, как и его, ни капли не смутил тот факт, что она отпускала нам по очереди. Встретившись, мы просто перестали пользоваться её мохнаткой и в этом лично к ней, не было ничего личного.

Сказать, что я нашёл приют умиротворения и был практически целиком счастлив? Думаю, да! Мороз к тому времени давно обтряс всё что можно с деревьев, кое где конечно можно было сыскать тройку другую пустых гнёзд, какую-нибудь ленту или чьи-то истерзанные ветром колготки, но это не значительно, это обыкновенная данность конгломерата. Дул ахрененно злой ветер, и каждый раз слыша из динамика, скрипящего на все лады троллейбуса: «следующая остановка «Красный балтиец»», я испытывал удовольствие странника, нашедшего тёплый приют и уверенного, что не придёться лечь спать с позывами не трахнутой градусом глотки.

Одним утром всё закончилось, я пожалуй мог бы этого не писать, ведь практически всегда всё хорошее заканчивается. «Если вы счастливы больше одного дня, значит вас где-то с чем-то наебали». «Я был близок к суициду» или что-то похожее сказал бы поэт или просто человек, которому настоебали передряги. То же состояние было и у меня, но мой уволенный друг решил обрушившееся на нас бедствие весьма просто. Мы поехали к одной из его подружек «утро вечера мудренее» философски заявил он «щас забухаем там, зависним, а утром посмотрим».

Так что смело можно заявить, что у меня попросту не было выхода, и я подсел за накрытым столом, к одной из подруг подруги моего друга. Похоти в ней было столько же, сколько в старом ободранном кожаном чемодане, с одним оторванным углом, об который я споткнулся, стараясь на балконе залезть ей под юбку. От неё пахло сельдью под шубой и мандаринами, мне ей Богу не было до этого никакого дела. Я не из тех, кто чурается случайных связей, просто иногда лицо оппонента несколько урезонивает либидо. Так было и в этот раз, её ласка была сродни ласки экскаватора, и поэтому когда она потянула меня за яйца, только страх перед злым ветром и заплёванными, стылыми ступеньками подъезда, удержал меня от вопля.

К моей великой радости, утром кроме страдающего от бодуна моего друга, в квартире никого не было. Я видел, через открытую дверь комнаты его лицо, он сморщившись сосал воду из утюга. Прошлёпал мимо него и для начала от души просрался, как лев, мелькнула мысль на толчке.
-надо просто устроиться на работу,- сказал он, когда мы допили то, что осталось со вчера.
-не плохая идея,- пришлось согласиться с ним,- но сейчас бы мне хотелось выпить что-нибудь ещё.

Мы оделись быстро, как проститутки. Девчонки работали рядом с домом, обе продавщицами в одном магазине. «Звёздный бульвар 14» гласила табличка на доме. Взлетела с ветки ебанутая ворона, гаркнула недовольно по-своему и съебнула на дерево соседнего двора.
Свежий воздух немного улучшил состояние, но конечно не давал гарантии, что, увидев её, мне не станет хуже. Я присел на оградку газона, и мой друг отправился без меня, у магазина стояли мужики, он подошёл к ним.

Через дрогу в витрине магазина стоял манекен в белом костюме. Я просто залюбовался им, мне вдруг стало стыдно самого себя, своих прилипших к ступням носков, своей причёски, как на жопе у медведя, своей вони изо рта, своего вчера, своего сегодня и своего завтра. Ком заткнул мне горло на бульваре, с бесконечно красивым названием, ком тоски, обиды и чёрт знает чего ещё, выливающегося в одно обидное словосочетание: собственная несостоятельность.

-эй, мальчик,- окрикнул меня кто-то сзади. Я повернулся, толстый, с испариной на лбу мужик, то ли азер, то ли армянин, стоял у раскрытой фуры.
-пятьсот рублей хочешь?- спросил он совсем без акцента и указал на машину. Прежде чем вернулся мой друг, я успел договориться с Архипом (не много странное имя для грека, а он был именно грек), что я разгружу машину, и вообще он может на меня всячески рассчитывать, по рукам ударили на цифре восемьсот пятьдесят рублей в день, плюс пачка любых сигарет и доза «доширака».

Мой друг вернулся с тремя мужиками и двумя сосудами иллюзорного счастья, я от души приложился с горла и они ушли «пугать ворон по дворам». К вечеру я с трудом таскал собственную жопу. Архип быстро ознакомил меня с порядком вещей, суть которых сводилась к паре тройке глаголов, среди которых верховодил – «таскать» и одно веское уточнение «только в границах магазина, ты меня понимаешь, мой мальчик?».

Ёбаный день казалось, никогда не кончится, к вечеру меня ждал ещё один экзамен. В темноте квартиры я без лишних слов залез на неё и стал отрабатывать не без усердия. Вряд ли меня вдохновило отсутствие запаха селёдки или скрип в соседней комнате, просто как я уже говорил, мне не хотелось ночевать в подъезде. Вчера я почти не обращал внимания на её лицо, а сегодня при свете луны оно мне вдруг понравилось, и когда всё закончилось, я без труда обнял её и засопел куда-то в район её затылка.

Изо дня в день я выходил разгружать машины и каждый раз мой взгляд находил в витрине через дорогу белый костюм. Ужасно мёрзли руки, я думал к весне поднакопить деньжат, купить костюмчик и сходить в нём в кинотеатр «Космос». Обязательно, думал, надо дождаться, что бы зацвела сирень. Грудь саднило, спину ломило, я чувствовал, как манжеты костюма будут тереться о кисти рук, тащил на мусорку мешок гнилой картошки и украдкой поглядывал на витрину. Договорился с Архипом и стал оставлять у него часть зарплаты.

Дни постепенно прибавляли белого света, в редкие выходные я залезал на неё с утра, потом весь день ходил под приятным впечатлением, от её перекошенного удовольствием лица. Не было никаких экспериментов, походов в зоопарк, кино, театр и прочей людской лабуды. Мы просто напивались перед телевизором с утра. Начинали по обыкновению с пива, иногда пиво заменял «Чёрный русский» или «Отвёртка», впрочем меня удовлетворяла любая выпивка, в данном аспекте я не был вреден, чего я боялся и всячески избегал, так это душещипательных разговоров и прочего нытья о будущем и всё в таком роде. Белый костюм, стал моей тайной любовью. Я передвинул в комнате кровать к окну, и когда засыпал или просыпался, глаза сами находили его.

С крыш потекло, форточка часто на всю ночь оставалась открытой. Я стал получать удовольствие от близости с ней, и как бы это не было парадоксально, это не мешало мне изредка окучивать в подсобке бухгалтера Лиду. Что-то извращённое было в том, что мне совсем не нравилась ни Лиды лицо, ни фигура, но когда я видел её жопу над обрезом чулок, я просто ничего не мог с собой поделать.

Минус ушёл, забрав с собой грязный снег и хрустящую наледь, я стал больше времени проводить на заднем крыльце и чаще любоваться костюмом. Я ментально стал разговаривать с манекеном, как-то, когда после очередного постельного штурма я закурил и выглянул в окно, мне стало ясно, что манекена зовут Сэм. Боже мой, я вас умоляю, разве его можно было звать как-то иначе? Сэм доверчиво поведал мне, что готов сменить одежонку, и то, что на нём сейчас, будет мне впору на побережье Флориды и да, да, конечно, перво-наперво нужно посетить кинотеатр «Космос». Пройти через весь утонувший в сирени «Звёздный бульвар», глотнуть «как приличный» коньяку в баре и отдаться вот так, в белом костюме, в объятья Синема.

Но сирень ни как не цвела, и как-то утром я увидел, как какой-то негр стал мыть так облюбованную мной за зиму витрину. А когда я вышел из магазина после обеда перекурить, меня чуть удар не хватил. В витрине не было Костюма, не было там и Сэма, всё тот же негр мыл витрину изнутри, хуй его знает, какое чудо меня спасло от инфаркта. В ту ночь я нажрался сильнее обычного и во время ночной «работы», мы поломали диван.
Утром не чувствуя головной боли, глянул в окно, ни Сэма, ни Мечты. Блядь, именно в то утро я понял, что нельзя жить без Мечты!

Шествуя на работу, обратил внимание на сирень, сирень зацветала, а витрина была пуста. Ящики были невыносимо тяжелы, валились из рук, Лида могла махать своей жопой в подсобке до второго пришествия, пиво не лезло в нутро, ей Богу – жить не хотелось.

Вышел перекурить. «Sale 40-70%» во всю витрину шла надпись, это было уже слишком, сердце ухнуло куда-то и вдарило, что есть мочи. Сэм снова красовался в Мечте, в полный рост издевался паскуда. Я сел на ступеньки и расплакался.