Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Было дело:: - Дедушка СидоровДедушка СидоровАвтор: Владимир Ноллетов Три солдата последнего призыва сидели на табуретках возле коек и полировали пряжки. Новое пополнение прибыло в роту неделю назад.– Матюхин, за что тебя каптерщик ударил? – спросил одного из них ротный писарь, ища что-то в тумбочке. – В строй опоздал,– уныло ответил тот и часто заморгал белесыми ресницами. – Так шевелиться надо! Ходите как сонные мухи. Тебя, Мирославлев, тоже касается. – Он к Матюхину с первого дня придирается, – вступил в разговор другой солдат, с мужественным и решительным лицом. Он говорил с кавказским акцентом.– А командир молчит. – Зачем же Улыбин будет соваться? – удивился писарь. – Да он и служит только полгода, мы с ним вместе призывались. Хоть и младший сержант, а для стариков – нуль. – Он захлопнул дверцу и выпрямился. – А ты что, Амиров, учителем был? – Да. Я в военкомат сам пришел, – угрюмо усмехнулся кавказец. – Считал, что мужчина должен армию пройти… – Сюда идет, гад, – встревожился вдруг Матюхин, встал и зашел за ряд двухъярусных коек. Размахивая гимнастеркой, к ним приблизился маленький полный каптерщик, поискал кого-то глазами, очевидно, Матюхина, потом кинул ее на колени Амирову. – Постираешь, педагог! – И уходя, бросил через плечо: – Чтоб через десять минут как новенькая была! Кавказец швырнул гимнастерку на подоконник. – Вы еще Сидорова не видели, – сказал писарь. – Сейчас на гауптвахте сидит. Зверь! Когда заведется – покалечить может. И словно в подтверждение его слов кто-то крикнул в другом конце казармы: – Все, молодежь, кончилась ваша райская жизнь! Сидоров с губы возвращается! *** Он появился четверть часа спустя, высокий, могучий, красивый. «Старики» оживились. – С освобождением, Витек! Ну, рассказывай про свои подвиги. – Да какие там подвиги, – отмахнулся Сидоров. – С лейтенантиком из обоза немного подискутировали. – Оживленная, видать, дискуссия была, раз ты десять суток схлопотал,– засмеялся каптерщик. Внезапно лицо его стало серьезным: он заметил свою гимнастерку на подоконнике. – Не хочет стирать, салаженок, – мотнул он головой в сторону Амирова. – Этот лезгин оборзел вконец, – заворчали старики. – Всю дорогу возникает. Глаза у Сидорова загорелись. – Который? Вон тот? – Пружинистой походкой он подошел к Амирову и вроде бы лениво поинтересовался: – Говорят, выступаешь много? Лезгин горделиво откинул голову назад. – Я чужие гимнастерки стирать не… От мощного молниеносного удара он вместе с табуреткой полетел на пол. Но тотчас же вскочил и бросился на Сидорова. Второй удар снова свалил его с ног. Из носа потекла кровь. Амиров поднялся, зажал нос рукой и вышел в коридор. *** После отбоя раздалось: – Мирославлев, ну-ка, сообщи, сколько дней дедушке Савчуку до приказа осталось! Наступило молчание. – Пусть кто-нибудь другой, – негромко сказал младший сержант Улыбин и возвысил голос: – Матюхин! Сколько дней дедушке Савчуку до приказа? – Только смотри, чтобы с чувством, – добавил Савчук. – Дедушке Савчуку до приказа осталось девяносто восемь дней! – истово прокричал Матюхин. – Вот молодец, сынок. – Как этого лезгина фамилия? Амиров? – спросил Сидоров. – Амиров, сколько дедушке Сидорову осталось до приказа? – В казарме стало тихо. – Амиров! – В его голосе зазвучала та властность, которая не терпит неподчинения. – Дедушке Сидорову до приказа девяносто восемь дней! – зло выкрикнул лезгин. *** На следующее утро Сидоров был не в духе. Все, кроме стариков, старались не попадаться ему на глаза. Лишь Мирославлев, бледный, хилый солдат в своей всегдашней задумчивости наткнулся на него. – Куда прешь? – гаркнул тот. – Глаза еще не продрал что ли? Постель мне заправишь! – И пошел умываться. Несколько секунд Мирославлев стоял как вкопанный, затем отправился следом. В «умывалке» он подошел к чистившему зубы Сидорову и, борясь с волнением, выпалил: – Во-первых, не обращайся больше ко мне с подобными просьбами, во-вторых, не разговаривай со мной таким тоном. – И тут же вышел. – Первое отделение второго взвода, строиться! – послышался голос Улыбина. Мирославлев уже стоял в строю, младший сержант уже командовал: "Отделение…", когда показался Сидоров. – Подожди, командир, – раздраженно заговорил он. – Ну, деды, совсем вы молодняк распустили. Придется мне их воспитанием заняться.– Он посмотрел на Амирова (тот твердо выдержал его взгляд) и вдруг закричал, надвинувшись на Мирославлева: – А ты, салага, будешь мне каждое утро постель заправлять! И попробуй только, пикни у меня еще! – Отделение, напра-во! – скомандовал Улыбин. – На выход ша-агом марш! *** Вечером в комнате отдыха Сидоров, самодовольно смеясь, рассказывал ефрейтору Савчуку: – Я ему говорю: «Думаешь, если звездочки нацепил, так гавкать на меня можешь?» По коридору рота шла строем в столовую. Они ужинать не пошли. Неожиданно дверь распахнулась. На пороге стоял Мирославлев. Глядя в глаза Сидорову, он произнес: – Ты что, сволочь, не понял? Еще раз будешь со мной так говорить – у-ни-что-жу! – Потом повернулся и догнал свое отделение. *** Мирославлев мучился весь этот день. Вновь и вновь вспоминал он с отвращением утреннюю сцену: Сидоров рявкает на него, а он по команде поворачивается и марширует… Невыносимее всего была мысль, что Сидоров пребывает в уверенности, что может безнаказанно вот так кричать на него. Теперь он чувствовал огромное облегчение. После ужина он минут пять ходил взад и вперед между столовой и забором. «Что будет дальше?» – думал он. Вспомнил Амирова, отбой. Он, Мирославлев, ни за что не стал бы объявлять, сколько дней осталось. В карантине Улыбин начал было покрикивать на него, но встретив отпор, стал относиться к нему не только с уважением, но даже, пожалуй, с симпатией. С Сидоровым такое, конечно, не произойдет. Мирославлев совершенно не представлял, как он собирается «уничтожать» Сидорова, но одно знал точно: так разговаривать с собой он ему не позволит. Ни ему, ни любому другом человеку на земле. Он пошел в казарму. Еще идя по коридору, услышал он знакомый голос. – …Нет, так легко он не отделается. Он у меня пожалеет, что на свет божий появился! Сидоров стоял в окружении старослужащих и, когда Мирославлев проходил мимо, процедил сквозь зубы: – Эй ты, ко мне! Не замедляя и не ускоряя шаг, Мирославлев прошел к своей койке и принялся ее зачем-то поправлять. Наступила напряженная тишина. И тут раздался дикий рев: – Ко мне, салага! Он медленно обернулся. Его враг стоял, подавшись вперед, и налитыми кровью глазами смотрел на него. Так прошло несколько секунд. Вдруг Сидоров сжал огромные кулаки и стал приближаться. Улыбин шагнул вперед и хотел что-то сказать. – Отставить, младший сержант! Не дергайся! – остановил его старшина срочной службы Мустафин. Засопел Амиров. Мирославлев приготовился драться. Драться до тех пор, пока способен будет стоять на ногах. Так бы, наверное, все и происходило, если бы Сидоров не начал, подходя, ругаться. Он ругался виртуозно, подбирая самые оскорбительные слова. Мирославлева охватил гнев. Слепой, безудержный. Ощутив прилив беспредельных, казалось, сил, он схватил табуретку и с размаху опустил ее на голову Сидорова. В тот же миг гнев погас. Он с ужасом глядел на распростертое у его ног безжизненное тело. Теги:
3 Комментарии
Еше свежачок Из-за чего ведь вышло.
Из-за того, что незваный гость хуже татарина. Пришёл я не в тот день К Анжелке. Думал, - повезло: увольнительная «на шару» досталась. Ну, почему «на шару», рассказывать не буду. Военная тайна. Или, говоря по-нынешнему, лайфхаки знать надо.... Это выехать с войны сложно, а приехать – всегда с кем-нибудь доберёшься. Поэтому перемещения туда-сюда всегда были, и заносило к нам разных людей. Иногда думаешь, Господи, а это-то кто? И как тут оказался? Так вышло и с «Мурзилкой».
Я её увидел в центре села в районе обеда.... В Луганске я оказался после госпиталя, направили на ВВК. Контузия на тот момент за ранение не считалась, направили по потере зрения. Справки 100, соответственно, не было, ну и выплат то же. Но разве в этом дело? Некоторое время назад я и не мечтал оказаться в Луганске, это считался глубокий тыл, и бывать нам там ни под каким видом было не положено....
Спасти партизана.
Только с возрастом доходит, что пятнадцать лет - это совсем немного, а именно этот срок прошёл от Победы до моего рождения. Отголоски войны были повсюду: и калеки, и уцелевшие фронтовики, и земля, как живая, всё выдавливающая из года в год осколки из своих ран.... С «Суетой» я первый раз познакомился, когда дежурил с медиками на позиции. «Суета» – связист, а мы как раз дежурили с ними в одном блиндаже. Дело было в Луганской области, и дончан я тогда ещё и не встречал, а разница есть. Конечно, это лично моё мнение, но луганцы – они больше крестьяне со своей философией «моя хата с краю»....
|