matv2hoda

Помню, на меня навалился домовой. Если бы я могла закричать, я бы закричала. Но под его каменной тяжестью, я и дышать-то могла еле-еле. Какое уж тут «к добру или к худу». Один только древний животный страх, что сильнее прочих страхов.

Мы жили тогда в деревянном двенадцатиквартирном доме, на втором этаже....

Если длительное время стоять под тёплым душем почти не двигаясь, начинаешь казаться себе греческой статуей под открытым небом. Какой-нибудь не ожившей Галатеей. Потому что Пигмалион задолбался с тобой в прямом и переносном смысле, бросил инструменты и ушел пьянствовать....

Каждый раз, просыпаясь, Люба вспоминала детство. Весёлого военного папу и спокойную домашнюю маму. Папа привез Любе из командировки красивую куклу Машу. Маша была холодной блондинкой, равнодушной к внешним воздействиям. Например, её можно было часами расчёсывать и она не пищала благим матом: ойойой, мамочка, больно!...

Такая ерунда бывает со всеми. В смысле накатывает, как прилив. Противное, холодное и темное. Вот и Лера — не пропускает через себя, как приливная электростанция. Не управляет бледным спутником, который может утянуть волну, как край одеяла. Приходится хлебать полной чашей. Но это редко. Обычное дело - бодро подпрыгивая, скакать по жизни : Тайга-Москва-Алтай-Горы-Реки-Руки-Раки....

И вот что раздражжает, так это уверенность в том, что каждый тут все понял. Ну то есть может и не прямо все, а какие-то основополагающие вещи. Например вот дядька один, очень уважала его до сего момента за умище и обаяние, говорит: «Что? Тарковский? «Сталкер?» «Сталкер — говно!» И вот куда сразу делось умище и обаяние. Хопа! И из великомудрого старца стал плюгавеньким старикашкой. Глотай, глотай свой коньяк, гнида....

Почему все так любят рыдать на моей груди? Она, в смысле грудь, не самая большая и теплая. Даже не третий размер, скорее так, второй с половиной. Нельзя также сказать что у меня уютный дом, в котором я могу принимать страждущих, и полная довольства жизнь, чтоб можно было сыпать утешения с барского плеча. Я вообще утешениями не сыплю. Жмусь. С баблом обычно тоже самое, - тяжело мне с ним расставаться....

Спокойно так без любви живется. Хорошо. Звонит, допустим, тебе твой молодой человек, бойфренд, лавер, вздыхает эдак и говорит: «Знаешь, я, наверное, не смогу к тебе сегодня прийти, ты только не расстраивайся, просто у меня тут тетка из деревни приехала, и собачка не выгуляна, и на работе задержался, и бла-бла-бла». А тебе и не надо никаких объяснений, только угукай в конце каждого его предложения, а в конце скажи «Ладно, пока. Нет, не обижаюсь, пока. Да точно не обижаюсь, пока, давай, и я тебя»....

Подбираю объедки, реже – слова. Стараюсь не подбирать самцов на улице. Мало ли что, вдруг зараза. Предпочитаю не выть на луну, а мяукать на крыше. Только не жалобно. Не жалейте никто. И не подбирайте меня, а то не оберетесь неприятностей. Не подходите близко, я буду шипеть и щериться. Мне неприятна ваша близость, ваша жалость, ваше желание прикоснуться.
Ночью. Я гуляю ночью. Я вижу кровавые драки и слышу вздохи на скамейках. Ебля раком под старой ивой во дворе и разговоры о любви – все рядом....

Верка сперла вареное яйцо и алюминиевые ложки. У нашей первой учительницы. Пока мы пили чай и беседовали, у Верки чесались руки. Она суетливо ерзала и подтягивала колготки. Причем колготки были под джинсами. Сильными пальцами Веерка защипывала джинсы вместе с колготками и короткими быстрыми движениями поддергивала вверх. Наблюдать ее возню было как-то неловко, и мы с Антониной Валерьяновной постоянно отводили глаза. Я узнала об очередной клептоманской выходке только в полутемном подъезде....

Мне тогда хотелось тебя ударить. Сильно. Может быть даже тяжелым предметом и по голове. Вот сидишь ты передо мной, трясешься, глаза прячешь, скулишь: «Нале-е-ей». И боишься. Ты сейчас, в своем желеобразном состоянии всего боишься, особенно меня. А я продолжаю изощренные пытки.
- Ты же говорил, что не приносил никакой бутылки. Не приносил? Значит и водка эта не твоя. А раз не твоя, значит моя....